Нориюки Уэда - Далай-лама о главном

Встав, Далай-лама накинул мне на шею церемониальный шарф – ката – и благословил меня. Затем он взял меня за руку и проводил во внутренний двор, где мы сфотографировались.

Хотя стоял декабрь, во дворе, в чудесном саду, залитом солнечным светом, цвели несколько цветов. После двух дней усердного сосредоточения я был доволен нашей беседой и, шагая по саду с Далай-ламой, державшим меня за руку, ощущал блаженство. Когда мы фотографировались, он вновь взял мою руку и не отпускал до конца фотосессии, пока мы не вернулись внутрь.

«Мы с вами встретимся вновь», – произнёс Далай-лама, наконец отпуская мою руку в коридоре, где мы стояли, глядя на сад.

«Я хочу сделать из нашей беседы хорошую книгу, – сказал я. – А в следующем году я буду с нетерпением ждать Вашего визита в Японию».

«Хорошо! Спасибо!» – ответил Далай-лама. Он улыбнулся, повернулся и направился обратно в гостиную. Провожая его взглядом, я почувствовал огромную благодарность. Сам того не осознавая, я сложил ладони вместе и поклонился ему.

Дойдя до двери в гостиную, Далай-лама повернулся, сложил ладони вместе в прощальном жесте, улыбнулся и исчез в комнате. Хотя он уже удалился, я некоторое время стоял неподвижно со сложенными вместе ладонями.

Когда я вернулся в комнату для приёмов, меня ожидали переводчик Далай-ламы с английского геше Дордже Дамдул и его секретарь Тензин Таклха.

«Это было удивительное интервью. Я очень вам благодарен», – сказал я.

«Далай-ламе давно хотелось обсудить те вопросы, которые вы задавали, и те темы, на которые вы говорили. Поэтому он был так счастлив беседовать с вами», – ответил геше Дордже Дамдул тем же искренним тоном, каким говорил во время интервью.

Я пообещал, что мы встретимся вновь, и попрощался с ними. По дороге обратно в гостиницу я и мои спутники испытывали чувство глубокого удовлетворения.

«У Далай-ламы такое потрясающее лицо! Ни у кого в мире нет такого лица. И беседа получилась великолепной, в ней было так много энергии», – сказал господин Омура, мой фотограф, всё ещё взволнованный встречей. Эти слова восхищения, прозвучавшие из уст многоопытного фотографа, непрерывно путешествовавшего по Азии, снимавшего памятники, буддийские сюжеты и обычных людей и хорошо знакомого любому исследователю Азии, выражали наши общие чувства. Господин Омура оказался в Дели для другой фотосъемки и присоединился к нам, чтобы снимать интервью, в последний момент. Будучи опытным путешественником, исколесившим всю Азию, он нашёл для нас автомобиль, который не должен был сломаться ночью посреди дороги, лично купил тёплые одеяла, чтобы защитить нас от холода, и вообще выполнял в нашем путешествии роль божества-охранителя.

В словах Марии Ринчен (во время интервью переводившей слова Далай-ламы на японский) также звучала смесь удивления и волнения. «Мне кажется, Далай-лама почувствовал, что к нему из Японии прибыл собеседник, с которым он может по-настоящему поговорить, – сказала она. – В качестве переводчика я провела рядом с ним много времени, но таким его увидела впервые».

Присутствие при этом разговоре сделало бы счастливым любого. Все мы получили особый опыт.

Интервью было окончено, но нам ещё предстояло многое сделать. Вернувшись в гостиницу, мы сразу начали работать над переводом интервью второго дня. Я знал, что если пройдёт слишком много времени, я уже не смогу восстановить в памяти некоторые фигуры речи и контекст разговора. Мы планировали закончить первый черновик книги в Дхарамсале. Пока мы сосредоточенно трудились над переводом, за окнами стемнело.

Мы продолжили работу на следующее утро и закончили к обеду. В тот момент мы действительно почувствовали, что интервью с Далай-ламой окончено. Неспешно наслаждаясь обедом в ресторане гостиницы, из которого открывался вид на долину, я почувствовал, что теперь наконец могу расслабиться. Во время интервью я полностью вверил себя энергии пространства, и каждый миг был поглощён разговором. Однако, работая над переводом, я осознал много нового.

Интервью закончилось взрывом смеха, однако финальный аккорд разговора был внимательно подобран самим Далай-ламой. Он сказал, что эксплуатации подвергаются не только люди, но и животные. Я вспомнил, что в начале беседы он также произносил слово «эксплуатация». Интервью началось с разговора об «эксплуатации» и закончилось им. Хотя монахи и говорят о помощи другим существам, это не мешает им употреблять их в пищу. Далай-лама был хорошо осведомлён о пороках, жертвой которых становятся религиозные лица. Если бы он злоупотреблял собственным авторитетом и властью, он мог бы подвергнуть страданиям многих людей. Он это прекрасно понимал.

Вот оно, подумал я. Во время интервью Далай-лама ни разу не воспользовался собственным авторитетом или властью. Он ни разу не был высокомерен по отношению ко мне. Несмотря на мою молодость и неопытность, он всегда говорил со мной как с равным. Мы на равных вели дискуссию, радовались новым идеям и говорили о том, как построить будущее. Отсутствие в Далай-ламе самомнения сделало такую свободную беседу возможной.

Некоторые критикуют Далай-ламу за то, что он является не только религиозным, но и политическим деятелем[4]. Разумеется, будучи «верховным правителем» Тибета, в настоящее время переживающего трагический период своей истории, и желая восстановить мир и автономию своей родины, он принимает активное участие в политике. Во время интервью он подчёркивал общественную природу буддизма, говорил, что буддисты должны заниматься ответственной общественной деятельностью и, посвящая себя религиозной практике, помогать тем, кто столкнулся в своей жизни с трудностями.

Даже те религиозные лица, которые утверждают, что монахи не должны вмешиваться в проблемы общества и интересоваться политикой, иногда проявляют крайнюю политическую активность. Они ведут себя авторитарно, заставляют людей участвовать в дискуссиях, на которые могут легко повлиять, выставляют напоказ свои знания и силу и активно привлекают последователей. Они говорят, что монахи не должны вовлекаться в политику, и всё же рьяно отстаивают свои политические интересы внутри религиозного сообщества и тратят большие деньги, чтобы победить на внутренних выборах. Они подчёркивают своё положение цветом одежды и борются за достижение более высоких позиций в иерархии.

Их не заботят проблемы общества и не интересуют страдания людей, и всё же они получают удовольствие от внутренних политических игр и стремятся возвыситься в рамках своих религиозных институтов. Заняв высокое положение, они кичатся своей властью и авторитетом и используют их, чтобы контролировать других людей. Далай-лама прекрасно понимает, что если религиозный человек не занимается собственной дисциплиной, он может легко поступиться моралью. Именно это он называет «эксплуатацией».

«Эксплуатация» – это жестокое слово. И всё же, поскольку оно связано с самодисциплиной, оно является источником свободы. Мне кажется, что появление слова «эксплуатация» в начале и в конце интервью отчасти вызвано свободным характером и теплотой нашей беседы.

Предыдущие два дня я провёл в отеле и в резиденции Далай-ламы. Теперь же наконец у меня появилась возможность прогуляться по Дхарамсале. Но ноги вновь принесли меня к резиденции Его Святейшества. Его дом и монастырь Намгьял стоят на небольшом холме, вокруг которого проложена дорога. Чтобы полностью обойти их, достаточно получаса, но это тот священный путь, на котором вы всегда встретите паломников, прибывших посетить Дхарамсалу.

Спустившись по склону слева от входа в монастырь Намгьял, я быстро оказался на этой дороге. Эту неширокую тропу легко пропустить. Я двигался по часовой стрелке, так что холм с дворцом Далай-ламы и храмом находился справа от меня. Небо было ясным, на нём не было ни облака. Позади, слева от меня, осталась горная цепь Гималаев, а передо мной лежал индийский пейзаж. Потеплело, и я снял свой свитер.

На камнях вдоль дороги были вырезаны тибетские символы. Это была мантра Авалокитешвары «Ом мани падме хум» – слова, которые люди начитывают, выражая благодарность за сострадание этого бодхисаттвы. Каждая буква мантры была выкрашена в один из ярких цветов: белый, зелёный, жёлтый, красный, синий – и, проходя мимо них, я ощутил странное опьянение их видом. Через несколько минут, когда я остановился перед буквами, к камню подошла группа тибетцев, не обративших на меня никакого внимания. Была середина рабочего дня, поэтому большинство из них были пожилыми людьми. В некоторых местах на пути установлены большие и маленькие молитвенные барабаны. Считается, что вращение нескольких сотен барабанов с надписями «Ом мани падме хум» во время кругового обхода храма даёт такой же результат, как начитывание нескольких сот мантр. Таким образом, люди начитывают несчётное количество мантр, произнося их вслух, одновременно совершая круговой обход и вращая молитвенные барабаны.